Формализм не чужд интерпретации

На конгрессе «100 лет русского формализма», организованном ВШЭ и Российским государственным гуманитарным университетом, академик Вячеслав Всеволодович Иванов рассказал о том, как формализм стирает границы между гуманитарными и естественными науками.

Формализм как литературоведческое течение не возник на пустом месте. Работы Давида Гильберта оказали мощнейшее влияние на формальные исследования в естествознании, а научные методы и подходы, использованные основателем структурной лингвистики Фердинандом де Соссюром, нашли применение далеко за пределами языкознания. И все же роль русских формалистов от литературы и искусства в распространении математических методов на гуманитарную науку трудно переоценить.

Формальные системы в математике основываются на применении дедукции. Использование формальной системы в искусстве, в свою очередь, предполагает описание внутренних отношений в пределах схемы того или иного произведения. Причем эта схема не меняется при различных ее реализациях и интерпретациях. «Само по себе достигнутое формалистами синтаксическое (в общесемиотическом смысле) исследование словесного текста как такового, вне его прагматических и семантических функций, было несомненным успехом, позволившим отделить внутреннее изучение произведения от тех контекстов, в которые его пыталась вписать предшествующая наука», — отметил в своем докладе Вячеслав Иванов.

Математику в структуру литературного текста мастерски вводил, например, Джойс. Своего «Улисса» Джойс писал как раз в те годы, когда в искусство «стала вторгаться новая наука». Скитание по Дублину двух главных героев романа Джойс пробует свести к сопоставлению разных типов неэвклидовых геометрий. Об этом, напомнил академик Иванов, Джойс прямо пишет в черновиках. Главу «Итака» он задумывает «в форме математического катехизиса», в котором бы осуществилась «математико-астрономико-физико-механико-геометрико-химическая сублимация Блума и Стивена». Неэвклидову геометрию (пересечение прямых, становящихся непараллельными) можно обнаружить и в русской литературной классике, например, у Достоевского — впервые на это обратил внимание Револьт Пименов.

Уже в 1960-х годах исследование языковых текстов послужило стимулом для создания теории колмогоровской сложности. С ее помощью текст оценивается длиной наиболее сжатой цепочки (минимальным числом элементов) в наборе правил, по которым он строится. Но все это, конечно, не означает, что в искусствознании и культурологии нет места интерпретациям.

«Интерпретация остается важнейшей областью литературоведческих поисков, но она может быть осуществлена только в соединении с проведенным формальным исследованием, — считает Вячеслав Иванов. — Филолог оказывается союзником исследователей, работающих в общей семиотике и в нейронауках, быстрое продвижение которых стирает границы, отделявшие раньше гуманитарные науки от естественных».

«Интерпретация остается важнейшей областью литературоведческих поисков, но она может быть осуществлена только в соединении с проведенным формальным исследованием, — считает Вячеслав Иванов. — Филолог оказывается союзником исследователей, работающих в общей семиотике и в нейронауках, быстрое продвижение которых стирает границы, отделявшие раньше гуманитарные науки от естественных». Это особенно заметно на примере идеи «отстранения». Проблема наблюдателя и его искажающей роли в восприятии объединяет современное искусство с новейшими течениями в когнитивных и естественных науках, подчеркивает Иванов.

Одной из самых интересных задач современной гуманитарной науки Вячеслав Иванов считает «восстановление ранних этапов предыстории знаковых систем». Их развитие судя по всему происходило посредством «медленной перекодировки изначально сформировавшихся соотношений».

«Вся история культуры может предстать как процесс реализации или интерпретации этих архаических схем, — заметил Иванов. — Оживление каждой древней схемы или мотива у современного автора (например, змееборческих образов в стихах и прозе позднего Пастернака или архетипа морского путешествия у Джойса) предполагает непрерывность передачи традиции». Не менее интересный вопрос — оценка вероятности будущих изменений «унаследованных» систем. В этом, по словам академика Иванова, «возможное развитие истории литературы как науки оказалось бы созвучным будущим преобразованиям самих систем знаков и текстов».

Олег Серегин, новостная служба портала ВШЭ