«Правозащитник в России должен быть политическим аналитиком»

Продолжается прием заявлений на магистерскую программу «Политический анализ и публичная политика», на которой в прошлом году открыта новая специализация «Права человека и демократическое управление». Подробно о программе рассказывает ее руководитель, заведующая кафедрой публичной политики ГУ-ВШЭ Нина Беляева.

— Нина Юрьевна, как проходит набор на программу и какие студенты в этом году на нее приходят?

— Набор на программу — процедура сама по себе не рутинная, это творческий и личностный процесс, если, конечно, мы всерьез относимся к магистратуре как к upper level of education и воспринимаем ее как индивидуальную работу с магистрами. Тут нет массовости,  значит, не может быть и абстрактного «единого уровня» и «среднего портрета» наших студентов. Например, на один из дней открытых дверей приходят к нам люди из Московского института радиотехники, электроники и автоматики, на другой — из Московской государственной юридической академии, да еще и с новой специальностью, «экспертиза юридических текстов». Приходит, причем уже с готовой исследовательской темой, абитуриент с красным дипломом факультета вычислительной математики и кибернетики из МГУ имени Ломоносова, потому что у нас есть курсы по количественным методам оценки политических явлений. Приходят к нам журналисты, менеджеры, экономисты, юристы. Причем мотивы у поступающих самые разные. Кто-то приходит, увидев в списке курсов, опубликованных на сайте Вышки, какой-нибудь необычный курс, например, «Free Expression and Hate Speech». А другим интересно разобраться, как на практике реализуется corporate citizenship, вместе с нашими ведущими специалистами по аналитике отношений власти и бизнеса — Сергеем Перегудовым и Ириной Семененко. При этом, конечно, абитуриентов привлекают не только названия  отдельных курсов, но и их инновационность, а также междисциплинарность нашей программы в целом, поскольку она дает реальную возможность творческому человеку реализоваться в новой для себя сфере, по которой прежде специального образования не предлагалось.

— Известно, что в магистратуру чаще всего поступают студенты из «профильного» бакалавриата. Каков этот баланс на вашей магистерской программе? Поступают ли на нее студенты из российских регионов и из-за пределов России?

— У нас это, скорее, «баланс наоборот» — бакалавров-политологов у нас абсолютное меньшинство, в прошлом году из бакалавриата политологии к нам поступило только пятеро, а в этом году, думаю, будет еще меньше. Но так и должно быть, в том-то и смысл «второй ступени» высшего образования, чтобы освоить другую, новую специальность. А студентов из других регионов России у нас очень много, значительно больше, чем москвичей. Уже в этом году среди подавших документы есть представители Нижнего Новгорода, Санкт-Петербурга, Перми, Казани, других городов. Как вы знаете, у нас могут учиться бесплатно выпускники из стран СНГ, и мы, в том числе благодаря своим контактам через Совет Европы, программу «Восток-Восток», работаем с университетами Молдовы, Киргизии, Украины, Армении. К сожалению, студенты из этих стран довольно поздно узнали об этой возможности и поначалу отнеслись к ней настороженно. Но думаю, что уже в следующем году половина наших магистров будет из стран СНГ. И это здорово, это на самом деле и есть создание того общего образовательного пространства, о котором говорит наше правительство. А как его создавать, если не на основе единого понимания международных ценностей — демократии, защиты прав человека, реализации принципов правового государства?

— В этом году вы впервые полностью переходите на отбор студентов по портфолио…

— Да. Откровенно говоря, мы думали, что такая процедура будет для всех более простой, в первую очередь более удобной для абитуриентов, многие из которых закончили вузы уже давно и являются весьма опытными людьми. Но оказалось, что некоторым из абитуриентов собрать нужные бумаги и написать подробное мотивационное письмо даже сложнее, чем пройти экзамен. Мера ответственности и вовлеченности, как ни странно, в этом случае гораздо выше, ведь каждое портфолио абсолютно индивидуально и многое может сказать как о профессиональных, так и персональных качествах его обладателя. Поэтому многие из тех, кто готовит набор документов к конкурсу, пишут нам по несколько писем со всевозможными уточняющими вопросами. С другой стороны, в этом есть и «позитив», конкурс портфолио заставляет абитуриентов относиться к поступлению более ответственно, повышает мотивацию и «отсекает» тех, кто не знает, зачем он на самом деле идет в магистратуру.

— Вы сказали о междисциплинарности курсов в рамках магистерской программы. В чем она выражается?

— Для нас принципиально важно, чтобы этому качеству отвечали и люди, и тексты, и методы исследования, и, конечно, сами программы. Приведу в качестве примера один из наших лучших курсов, «Public policy: concepts and methods», который реализуется совместно с итальянскими коллегами. Его читают пять разных преподавателей с совершенно разным бэкграундом. Чтобы понять сам концепт публичной политики, мы начинаем эту дисциплину с базовых понятий — что такое власть, свобода, равенство, справедливость и как менялись в ходе истории представления об этих понятиях. Об этом замечательно рассказывает профессор кафедры социальных институтов Валерий Ледяев. Затем мы переходим на инструментальный уровень, к выяснению того, в каких институтах, акторах, процедурах свобода реализуется. Для этого нужны специалисты по публичной политике, которые работают на нашей кафедре — здесь подключаюсь я, а также Василий Скороходов и Дмитрий Зайцев, а позже специалист по юридическим институтам Шота Какабадзе. Для изучения методов исследования нужны специалисты по количественным измерениям политических процессов, и здесь к программе мы привлекаем представителей еще двух «внешних» кафедр — Вячеслава Сиротина, профессора кафедры статистических методов, и Сергея Объедкова, доцента кафедры анализа данных и искусственного интеллекта. Изучение всех этих дисциплин в рамках одного большого годичного курса должно не просто дать студенту теоретическое представление о публичной политике, но и вооружить его инструментами, необходимыми для анализа и прогнозирования действий конкретного политического актора в конкретном социальном контексте.

— У кафедры публичной политики обширные международные связи. Какое отражение они находят в вашей магистерской программе?

— Это одновременно и «приманка» для наших студентов, и вызов. Принято, что слова «международный» или «мировой» звучат привлекательно, манят куда-то в дальние страны. Эти ожидания не останутся обманутыми — кафедра гарантирует возможность зарубежных стажировок с нашими постоянными партнерами в Турине, Болонье, Сараево и Вашингтоне. Но мы прибегаем и к другой хитрости, мы эти дальние страны «приближаем» к себе — через приглашение зарубежных профессоров и через видеокурсы, число которых у нас увеличилось вдвое. Видеоконференции как разовые вещи применяются сейчас довольно часто, но сделать полноценный учебный курс на четыре месяца в режиме видеоконференций — это совсем другое дело. Поначалу сама эта форма, когда ты видишь на экране американского профессора в компании своих студентов, может показаться забавной и отвлекать собственно от содержания занятий. Но когда эти видеосеминары идут из недели в неделю, когда наши студенты готовят по ним работы, reflection papers, которые, между прочим, затем вывешиваются у нас на сайте, вся «экзотика» быстро уходит на второй план. По опыту, который нами уже накоплен, могу сказать, что полное вовлечение в обсуждение, в работу с коллегами по ту сторону экрана, происходит на четвертом-пятом занятии. Конечно, это еще и проверка — без необходимости сразу уезжать за границу — собственно возможностей студента общаться, вести дискуссию с представителями других культур. Наши видеокурсы — это способ адаптации к иной культурной среде.

— Но для такой адаптации все равно нужен хороший английский язык…

— Конечно. И надо признать, что наши студенты не всегда адекватно оценивают свои языковые возможности. Они могут искренне полагать, что свободно знают английский язык, у них даже может быть международный сертификат, но это не гарантия того, что они смогут понимать, например, живую, быструю американскую речь, для которой характерно «проглатывание» отдельных слов и «зажевывание» некоторых звуков. Мы с этой проблемой сталкивались в ходе совместного видеокурса с профессором Джоном Дейлом из Университета Джорджа Мейсона. Но это ни в коем случае не повод отказываться от такой практики. Просто к обучению языку нужно подходить с разных сторон, и преподавателям кафедры английского языка, наверное, стоит приходить на наши видеомосты, фиксировать, какие проблемы возникают у наших студентов при коммуникации на «живом» английском и проводить с ними дополнительные занятия.

Тут еще одна сложность: в наших видеокурсах участвуют не только американцы, но и представители Италии, Франции, Британии и даже Молдавии и Болгарии. У нас есть курс «Think tanks as policy actors», который ведется в видеорежиме представителями аналитических центров из самых разных европейских стран, и каждый из них на английском говорит, естественно, со своим неповторимым акцентом. Нужно уметь приспосабливаться и к этому.

— У вашей магистерской программы есть две специализации «Политический анализ и публичная политика» и «Права человека и демократическое управление». Значит ли это, что вы к преподаванию по второй специализации вы привлекаете реальных правозащитников?

— Разумеется. Весь первый год специальный семинар по этой теме вела Анита Соболева, лидер ЮРИКС, весьма известной и эффективной организации в сфере практической правозащиты. А с этого года правозащитная специализация пополнилась еще двумя экспертами-практиками. Курс «Национальные механизмы защиты прав человека» читает Наталья Кравчук, практикующий юрист, которая долгое время была сотрудником Московской Хельсинской Группы и готовит кейсы для международного суда в Страсбурге. А курс «Международные механизмы обеспечения защиты прав человека» будет вести один из лучших российских адвокатов Карина Москаленко. Она будет рассказывать о процедурах подготовки и рассмотрения дел в Страсбургском суде, о механизмах защиты прав, существующих в ОБСЕ, а также о процедурах, которые существуют в ООН. Естественно, все это будет описываться на конкретных практических примерах, а только у самой Карины Акоповны более сотни дел, в которых она участвовала и многие из которых ей удалось выиграть.

Поэтому мы рассчитываем, что наши студенты побывают на практике и в парижском офисе Карины Москаленко, и в Московской Хельсинской группе, и в центре «Сова», и у омбудсмена Владимира Лукина. Вся правозащитная сеть в России вообще очень консолидирована, правозащитники друг друга знают и знают цену нашей программе и ее выпускникам.

— Но достаточен ли в целом интерес к правозащитной деятельности как к профессии? Ведь в нашей стране это занятие зачастую неблагодарное и даже опасное…

— Если вы имеете в виду устройство на работу по специальности, то для правозащитников в России это вообще не вопрос. Они свой выбор давно уже сделали и обо всех возможных рисках знают лучше нас с вами. Зато и мы знаем, что правозащитникам в России для осуществления своей деятельности часто не хватает именно целостного профессионального образования — возможность получить его у них теперь есть. Правозащитник, чтобы быть успешным в России, должен быть не просто предан идее или иметь опыт работы в волонтерской организации. Он, в первую очередь, должен быть аналитиком, уметь анализировать события и процессы, понимать, какие политические акторы препятствуют реализации прав человека, каковы их мотивы, какие действия им можно противопоставить, кто может быть участником таких действий, какие компромиссы допустимы и нужны, а какие — опасны и вредны. Все это и есть политический анализ. Вот почему правозащитники с огромным интересом слушают наши аналитические курсы, а те, кто пришел на аналитику, с не меньшим интересом вникают в правозащитную специфику.

Олег Серегин, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ